обрывочные воспоминания царапают горло, вынуждая задыхаться кашлем. пиппа в очередной раз останавливается по середине парковой дорожки, сложившись напополам от приступа. уголки глаз размокли вместе с макияжем, осыпающимся на щеки комочками — тарани снова забыла закрыть тушь, и она испортилась — как же бесит.   

— вам чем-нибудь помочь? — обеспокоенная женщина с коляской останавливается и дотрагивается до спины. филиппа приподнимает голову, не прекращая кашель и отрицательно мотает ей из стороны в сторону. ребёнок в коляске пугается и начинает громко и протяжно плакать.
— всё нормально, — она врёт и пытается задержать дыхание, пока завывания отдаляются. получается плохо: грудь разрывает изнутри, вынуждая рухнуть на колени. апельсины вываливаются из бумажного пакета, рассыпаясь по выложенной камнем дорожке и укатываясь куда-то в траву.

чтобы диалог с ирвином ушёл вниз, пришлось написать подружкам, с которыми не общалась уже несколько месяцев. лица на его аватарке достаточно для триггера — перед глазами начинают мелькать яркие вспышки, изображение рябит, а в ушах раздаются собственные всхлипы вперемешку с шумом воды. пиппа не пишет подружкам, потому что хихикать с кем-то и ходить на тусовки в последнее время ебически сложно. да и просто жить не особо легко.

первое время она запирается в комнате, во время ужинов выжимая улыбку, — слишком много заданий свалилось в этом семестре, я набрала слишком много курсов — теперь придётся вывозить, — пожимает плечами, стараясь не вываливать на отца и мать ещё и свои проблемы.

комната оказывается отличным убежищем: сквозь всегда открытое окно задувает свежий воздух, над кроватью висит ловец снов, со стола убраны все свечи и благовония, которые раньше так нравилось жечь. жечь — от этого слова уже начинает трясти, а рука тянется к предплечью, нервно поглаживая большим пальцем шрам. шрам, который в упор игнорирует итер. итер, который шуршит под дверью, а филиппа делает вид, что не слышит. как только в их доме звучит его голос, она надевает наушники, потому что слышать его ещё и здесь нет сил — достаточно неуловимых кошмаров.

она не думала, что ирвин будет сегодня.
[indent] если бы знала — придумала бы другие планы.
[indent]  [indent] например, снова заперлась в комнате.

взгляд цепляется сначала за голубоватый огонь на плите, после — за тлеющую сигарету, лицо ирвина и шейкер моментально уходят из фокуса, сразу же становясь размазанной частью картинки. она следит за огнём и за пальцами, которые им управляют - в голове есть чёткая установка, что именно они рано или поздно сделают больно.

— курить вредно, — остатки гонора работают на автопилоте, отказавшись от помощи уже поплывшего сознания. тело медленно цепенеет: сначала каменными становятся ноги, узел внутри живота приковывает к столешнице, руки слабеют, горло сжимает, но в этот раз почему-то без кашля. шейкер падает на пол, под их ногами снова лужа, только в этот раз липкая и с осколками льда.

ирвин выглядит иначе — никакой привычной заботы и уважения личного пространства. от внезапного давления с его стороны дыхание становится быстрым и рваным, сердце начинает разгоняться, отдаваясь в ушах. кажется, если щенка долго не кормить, он превратится в изголодавшуюся псину.

— я не помню, — ей стоило бы отвернуться, выскользнуть и убежать подальше от кухни, этого наглого лица и ебаного огня. но она стоит и не может пошевелиться, так и не отрывая взгляда от сигареты. голос подрагивает, глаза начинают слезиться — моргать слишком часто страшно, нельзя пропустить ни единого движения этих рук, - обожглась ещё в детстве.

ложь. ложь. ложь.
[indent] если есть силы на неё, найдутся ещё.

филиппа поднимает голову, левая рука тянется к тёмной пряди, упавшей ирвину на лоб. это всегда работает — ласковый жест, после которого он становится послушным и смотрит на неё, затаив дыхание. от мысли, что огонь, пусть даже тлеющий, перемещается без ее контроля, пальцы подрагивают, пока она поправляет его волосы, но сейчас приоритетнее другой контроль, — давно не виделись. ты сменил прическу?